А. В., Е. А. и С. А. Никитенко - 20 сентября (2 октября)
1859. Варшава
Варшава, 20 сентября / 2 октября.
С некоторою кислотою в желудке и с бодрым сердцем вшел в пределы
отечества.
Да постелется и Вам, высокосановный, глубокоумный и
горячесердечный друг мой, Александр Васильевич, так же гладко и
покойно путь досюда, как постлался он мне! На пути никаких
препон, задержек и ошибок не было, кареты славные, станции
удобные и местами роскошные, подкрепление сил (радуйся, о
непроходимый...) свежее, вкусное и обильное.
Благословенный Ф. Ф. Коберский никакой надежды на ускорение Вам
пути в Петербург не подал, ибо, говорит, бывают нередко случаи,
что отказываются один или двое от своих мест, но чтоб целая
карета вдруг отказалась - это редко бывает, даже почти никогда.
Следовательно, Вам остается вооружиться немецким терпением и
подождать до 1-го или 2-го октября нашего стиля, чтобы 3-го
вечером быть здесь, а 6-го выехать. Если б Вы захотели уехать
одни вперед, то напишите к Фед<ору> Фед<oровичу>, он, кажется,
местом для одного не затруднится. Я застал его обремененного
делами, окруженного миллионами казенных денег. Но и тут он, по
обязательности и вежливости своей, нашел возможным уделить мне
четверть часа. Письмо Ваше он положил в карман, сказавши, что
прочтет дома. Он очень жалел, между прочим, что не успел
написать мне, чтобы я привез ему заграничный перевод Библии на
русский язык, и я жалею, что не знал этого в Дрездене: если б
там нашел, то купил, провез бы как-нибудь, хоть в руках, и
подарил ему. Вас этим обременять нечего, у Вас и без этого куча
вещей.
Теперь научу Вас кое-чему полезному.
В Дрездене берите билеты прямо до Сосновице: там уже навыкли и
Сосновиц с Мысловицами не перепутают. Это избавит Вас от новых
хлопот в Бреславле, где Вам будет оставаться хлопотать только о
том, чтоб подкрепиться чашкою кофе. (Билеты II класса по 9 тал<еров>
19 гр<ошей> до Сосновиц, а в Сосновицах вновь берете билеты
прямо до Варшавы по 6 р. с чем-то во 2-м классе). Там можно
давать даже за билеты бумажными и серебр<яными> талерами
прусскими. Золото берегите, ибо здесь является к приезжим
презренный еврей и дает по 35 коп. на каждый золотой, то есть по
5 р. 50 коп. всего.
Помните, что в Кольфурте надо пересесть в другие вагоны. На это
дается полчаса. Вы приедете туда между 3 и 4-мя часами утра, а
между 5 и 6-ю часами в Бреславль, где сказали, что остаются час,
а остались полчаса. В Кольфурте спросите сырой ветчины, Софья
Александровна: ветчина превосходная и кофе хорош. В Бреславле
советую подкрепиться, ибо оттуда до Котовиц остановки нет, а в
Котовицах (в 12-м часу) Вы выходите из вагонов, которые едут в
Мысловицы и Краков, а вы, подождав полчаса, едете в Сосновицы,
куда прибудете через 10 минут, ровно в 12 часов. Казимире
Казимировне не худо бы хорошенько подкрепиться в Котовицах, так
как в Сосновицах она будет занята показыванием сундуков в
таможне. В Котовицах и буфет лучше. Впрочем, в Сосновицах
остаются с 12 до 2-х часов, а досмотр вещей и передача их опять
на новую дорогу оканчиваются в полчаса, следоват<ельно>, Вам
остается полтора часа свободного времени, так что беспощаднейший
может подкрепиться до отвала.
В Сосновицах я предупредил о Вас, и Ваше имя записали. Со мной
поступлено было вежливейшим, благороднейшим образом, так,
вероятно, поступлено будет и с Вами. А Вы, Алекс<андр> Вас<ильевич>,
увидя управляющего таможни, благообразного черноволосого и
смуглого мужчину, подступите к нему и спросите, давно ли я
проехал и не напоминал ли ему о Вас, и назовите себя. Но вот
совет необходимый: не завертывайте ничего в печатные листы; у
меня были завернуты в газетную бумагу лежавшие сверху сапоги и
туфли: досмотрщик все листы вытащил и разорвал. Вероятно, отдано
строгое приказание насчет заграничных русских газет, а он рвет
уж кстати и иностранные.
Как только сундуки Ваши запрут, сейчас же спешите в кассу и
берите новые билеты и потом в багажную - для передачи вещей. Тут
досмотрщикам мне не пришлось ничего и давать, а дал я несколько
немецких грошей тем людям, которые таскали, отпирали и запирали
мои вещи, я выбрал одного, а Вам надо взять двух или трех, да
чуть ли их и всего не трое.
Помните, что польский грош равняется русской полукопейке; Вам
будут давать сдачи грязненькую монетку с цифрою 10: это наш
пятачок. Другой мелочи нет здесь.
Впрочем, в Сосновицах и талеры в большом ходу.
Жиду я скажу, чтоб он явился к Вам променять золото, когда Вы
приедете.
В Варшаве, когда приедете на станцию, ухватитесь за одного
комиссионера и скажите ему, что дадите ему рубля, чтоб он,
во-1-х, сейчас же удержал для Вас два экипажа, куда посадив
могущих ехать вперед, отправьте их в Европейский отель, а сами
сядьте в другой экипаж и отдайте комиссионеру билет на вещи,
сказав, сколько их числом. Он (или они - вам нужно двоих-троих)
принесет всё к экипажу (можно оставить и до утра). Такса
положена от железн<ой> дороги до гостиницы вечером, кажется, по
60 и даже по 45 коп., да им дают на водку. В гостинице теперь
пока еще множество мест: мне дали комнату parterrie, на первом
этаже (фр.) и большую, за 1 р. 20 коп. в сутки; обед в 3 часа
стоит 60 коп. с человека, а в 5-ть рубль. Чаю полная порция с
маслом и проч. 30 коп. (имейте свой и спрашивайте только горячую
воду), что-то дешево: я боюсь, не умышляют ли здесь извлекать у
меня деньги более простым способом: помимо меня, прямо из
чемоданов!
Европейский отель все-таки лучший, по чистоте и порядку.
При выходе из дебаркадера имейте паспорты в руках, ибо их
отбирает полицейский чиновник, а по приезде в гостиницу спросите
паспортмейстера и предупредите, что паспорт нужен будет Вам 5-го
числа, то есть накануне Вашего отъезда, для отсылки на почту.
Вещи на почту надо доставить 6-го октября в 8 часов утра, так
как Вы едете с экстра-почтой, в 9 часов утра. Этому
паспортмейстеру что-то платят, кажется, рубль, со всеми
издержками.
Есть даже в гостинице какое-то лицо, заведовающее и театральными
билетами: так что я сегодня изъявил желание идти в Трубадура.
Сейчас же явился господин, который через полчаса принес мне
билет, разумеется, с увеличением платы.
Ну, кажется, я не оставил ни одной подробности, чтобы угладить
Вам путь, и если он не будет гладок, то уже значит - таковы
неисповедимые судьбы!
Экстра-почта устроена так, чтоб поспевать к утреннему
воскресному поезду в Острове и быть вечером в Петербурге. Не
знаю, удастся ли так мне?
За все доставленные Вам сведения желаю следующего
вознаграждения, за каковым и обращаюсь к Екатерине
Александровне.
Екатерина Александровна! Благоволите занять у тятеньки 3 талера
и с свойственною Вам локомотивною быстротою устремиться по
Schlsserstrasse, и, дойдя до Љ 18, против ворот дворца, купить в
магазине такую же гравюру (а не фотографию и не литографию)
Mater dolorosa Салимена, какую я подарил Софье Александровне, и
облагодетельствуйте, привезя мне ее в Петербург. Я потому смею
беспокоить Вас, что на полке всё равно везти что одну, что две
гравюры, следовательно, это Вас не обременит. Три талера, в виде
трех рублей, будут с благодарностию возвращены в Питере.
Тут по дороге пойдете мимо нашего знакомого жида: обегите, о,
обегите его: это удав.
Кажется, уже всё сказано, и мне остается только позавидовать,
что Вы еще посидите под каштаном, у здоровенького Кельнера<?>,
послушаете штраусовых вальсов и, может быть, попользуетесь
теплом. Здесь холодновато.
Если бы случились на мое имя письма, прошу взять их с собою.
Затем кланяюсь усердно, благодарю за эти так мирно, весело,
тепло и хорошо (как никогда уже не будет хорошо) проведенные с
Вами всеми три-четыре месяца и остаюсь
всегда Ваш
И. Гончаров.
Беспримернейшего целую и осеняю бородой, а ему поручаю
облобызать за меня божественную.
M-me и m-lle Ильинским мой поклон и сожаление, что так мало
провел времени в их обществе.
|